Читать онлайн книгу "О чём речь? Маленькие реальные истории. Сборник новелл"
О чём речь? Маленькие реальные истории. Сборник новелл
Наталья Майорова
Эта книжка – собрание трогательных, проникновенных, забавных и живых историй. А также напоминание о том, что любой может стать автором и писать, даже если всегда думал, что у него нет таланта.
О чём речь?
Маленькие реальные истории. Сборник новелл
Редактор Наталья Майорова
Иллюстратор Pink Liuba
© Pink Liuba, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4490-0735-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Галина Радциг
Воскресные завтраки
Визиты к бабке Алиция ненавидела. Как и саму бабку. Но мать раз в две недели просто пинками выгоняла ее из дома. Бабка была сказочно богата. Вся родня ждала наследства.
Приглашала Алицию бабка исключительно на завтрак, к восьми часам утра. Значит вставать надо в шесть. И это в воскресенье! Для восемнадцатилетней Алиции – конец света. А что делать? Опозданий бабка не терпела. Могла сократить свои финансовые дотации. А то и прекратить их вовсе.
К приходу Алиции стол к завтраку был полностью сервирован. На отдельном столике добродушно рокотал старинный самовар. Бабка, Татьяна Петровна, восседала в своем инвалидном кресле, как королева на троне. Безупречная прическа, идеальный маникюр на узловатых пальцах, слегка подкрашенные губы. Алиция подошла, неуклюже присела, как того требовала бабка, приложилась к ручке.
– Отлично выглядишь, – бабка потрепала Алицию по щеке, – больше сорока не дашь!
На столе в хрустальных мисках высились горки сырников с изюмом и пышные ноздреватые оладьи, истекающие маслом. Маленькие хрустальные вазочки с вишневым вареньем и янтарным медом весело отражали лучи утреннего солнца. Тарелка с несколькими сортами сыра кокетливо прикрылась веточкой базилика и крупными черными оливками. В горшочке со сметаной гордо и уверенно стояла серебряная ложка. Пахло умопомрачительно. Дома Алиция обычно завтракала яичницей или блеклыми сосисками.
В животе предательски заурчало.
– Неужели голодаешь, – с участием спросила бабка, – правильно, фигуру надо беречь. У тебя в этом деле явный прогресс!
Алиция постаралась максимально втянуть живот. За последний месяц она набрала полтора килограмма. От этой старой макаки ничего не скроешь!
Алиция очень хотела сырников и оладий со сметаной, но знала, что бабка снова пройдется по ней своим острым языком. Она взяла с овощной тарелки пару ломтиков огурца и веточку петрушки. Зря она думала смягчить бабку. Та, чуть повернув голову, крикнула:
– Тоня, неси сосиски! Твоя стряпня не по нраву. У нас в гостях гурманы!
Появилась румяная Тоня, укоризненно покачала бабке головой. Домработница ловко положила Алиции на тарелку несколько оладий, пододвинула сметану, погладила по голове:
– Ешь, Алечка, не стесняйся!
– Да, да, – тут же подхватила бабка, – ешь, поправляйся, ни в чем себе не отказывай! У тебя явные признаки истощения!
У Алиции в кармане зазвонил телефон. Как не ко времени! Телефон она купила два дня назад на деньги, выданные бабкой для занятий с преподавателем английского.
– Новый телефон, – старая карга вздернула бровь. – Как растет благосостояние нынешних студентов!
– Молодой человек подарил, – краснея, пролепетала Алиция.
– Надо же! Какие у нас поклонники богатые! У парня отличный вкус, он выбрал явно достойный объект для своих симпатий, – закашлялась смехом бабка. И продолжила по-английски: – Кредит на подарок он брал по твоему паспорту?
Алиция растерялась, от страха забыла все, что знала: получился невнятный набор слов.
– Похоже, ты занимаешься языком с утра до вечера. Твое построение фраз и произношение идеально! Я не зря трачу свои деньги, – бабка смотрела на Алицию ласковым взглядом.
Ясновидящая она что ли?!
Тоня разливала чай в старинные чашки, стоящие целое состояние. Алиция каждый раз боялась разбить эту невесомую посуду. Вот и сейчас она дрожащими руками приняла от бабкиной домработницы раритет с ароматным напитком.
– Тоня, – тут же отреагировала бабка, – ну что ты со своими старорежимными замашками? Принеси уже граненый стакан в подстаканнике, чтобы девочке было привычно! И прихвати что-нибудь низкокалорийное к чаю, девочка же на диете! Не надо её искушать!
Бабка продемонстрировала улыбкой великолепную работу стоматолога и слегка коснулась руки Алиции:
– Детка, по твоей диете что больше подойдет: кусок «Наполеона» или расстегай с мясом?
Когда Алиция ушла, бабка легко соскочила с инвалидного кресла и подбежала к окну. Верная Тоня встала рядом с хозяйкой. Они наблюдали, как Алиция, опустив плечи, идет через двор к воротам, волоча ноги.
– Господи, – вздохнула Татьяна Петровна, – выродился наш род! Ни красоты, ни чести, ни достоинства!
– Ну что ты, Таточка, издеваешься над девочкой! – попеняла Тоня. – Она славная.
– Да, да, – согласилась хозяйка, – славная! Кто ж спорит. Медузы тоже бывают по-своему красивы!
У забора Алиция вдруг остановилась и выпрямилась. Резко повернулась, показала бабкиному особняку фак и проворно юркнула за ворота.
Тоня испуганно ойкнула.
Татьяна Петровна расхохоталась:
– Молодец, девка! Не ошиблась я в ней, есть все же у неё характер! Наша порода, Резниковская! Будет из нее толк!
Княгиня в ботах
Эта бабка моментально получила кличку «Сука в ботах». Кличку придумала Верочка из овощного отдела, а возненавидел бабку весь Гастроном на едином вздохе. Бабка появилась в магазине на излете лета. В старом сером платье с воротником из таких же старых кружев. Подштопанные во многих местах кружева были кипельно-белыми и в меру накрахмаленными: не стояли колом, но держали форму. Невысокого роста, с идеально прямой спиной бабка была такая старая, что всем становилось понятно: ей давно ставят прогулы на кладбище.
Голову бабки украшала не виданная никем ранее шляпка-таблетка из переливчатой ткани, потертой на сгибах. Сбоку торчало облезлое перо. Мясник Миша назвал шляпку муаровой. Он закончил два курса филфака и частенько поражал сослуживцев образованностью. Добила магазин бабкина обувка. На ногах у бабки были настоящие резиновые боты на каблучках. И надеты они были не на голую ногу, а на какие-то туфлишки – с утра дождило.
Верочка нервно поправила воротник нейлонового халата. Бабка двигала в её отдел. Осмотрела через лорнет (да, именно через него – Миша сказал!) витрину и попросила взвесить триста (!!!) граммов сливы. Верочка привычным движением кинула в пакет ягоды примерно в равной пропорции: половина хороших, половина подмятых. Бабка высыпала сливы на прилавок, перебрала их, оглядывая в лорнет, и все подпорченные пододвинула в сторону Верочки. Назвав её душенькой, попросила сливы поменять. Верочка набрала в лёгкие воздуха, чтобы объяснить этой старой кочерыжке, куда ей надо пойти, но, встретившись с совершенно безмятежным взглядом выцветших глаз, вдруг… поменяла сливы.
Вдруг стало понятно, что бабка в своём праве. А она, Верочка – нет. Тот же фокус бабка проделала с картошкой. А со свёклой Верочка уже экспериментировать не стала – положила два очень ровненьких и чистеньких корнеплода. Бабка прошла все отделы, покупая в каждом по несколько граммов товара: триста граммов творога, двести сметаны и маленький кусочек говядины у Миши.
В перерыв за обеденным столом разговоры крутились вокруг бабки. Эта побитая молью ветошь «сделала» весь Гастроном непонятно каким образом. Без скандалов и «качания прав». По количеству купленного товара, было понятно, что бабка завтра придёт снова. И также понятно, что «отыграться» им вряд ли удастся, потому как вредная старушенция плохой товар не возьмет.
Все чувствовали себя полными дебилами.
– Нет, вы видели эти боты! И где она их только отрыла? Такие носили буржуи до революции, – восклицал образованный Миша.
– Вот ведь сука, – компенсировала своё поражение Маша из молочного.
– Ага! – подхватила Верочка, – сука в ботах!
С этого дня бабку иначе не называли. Только Сука в ботах. Едва за окном замаячит облезлая конструкция с пером, по магазину пролетало:
– ИДЁТ!
Бабка ни разу не взяла некачественный товар. Никогда ни с кем не поскандалила. Обращалась ко всем исключительно «милочка», «голубчик», «душенька» и «деточка». Вместо «спасибо» говорила «благодарствую». Желала всем благоденствия и просила кланяться родным и близким. Чудная была бабка! И как-то так вскоре получилось, что весь магазин бабку ждал. Продавцы поглядывали в окно. Директриса Ираида Львовна чаще выходила в зал. А грузчик Валентин, громыхая тележкой, деланно равнодушно интересовался:
– Ну, чё, утиль в муаре сегодня ещё не приползал?
Гастроном при появлении бабки приосанивался. Всем почему-то хотелось ей понравиться. Не пыль в глаза пустить, а по-настоящему. Как будто каждый подозревал, что не дотягивает до её «милочки» и не заслуживает её «благодарствую» с поклонами.
Безразмерная уборщица Тоня, завидуя бабкиной изящности, лёгкости походки и прямой спине, утверждала, что бабка явно из дворянских недобитков: белая кость и голубая кровь. Мише, как самому грамотному, было поручено разузнать у бабки её родословную.
Бабка на вопросы отвечать не стала. Лишь легко улыбнулась Мише, когда он назвал её княгиней:
– Не удостоился наш род.
Скоро во всех отделах Княгине (а теперь её иначе уже не называли!) стали оставлять самые лакомые кусочки. Миша припасал цыплят для бульона и телячью печёнку. Машка наливала сметану из того бидона, в который еще не добавила молока. «Рокфора» отрезала ровно сто граммов, хоть тот и крошился, зараза, если его резать маленькими кусками! Верочка откладывала красивые и ровные огурцы и помидоры, самый сладкий виноград. Ольга Петровна из «Бакалеи» доставала из-под прилавка настоящий английский чай, кофе в зёрнах и давно дефицитную «Белочку». Таясь друг от друга, продавцы сами оплачивали часть покупок Княгини. Даже Ираида Львовна просила Мишу подготовить самых свежих цыплят за её счет.
И вдруг Княгиня пропала. Когда она не появлялась уже четыре дня, сама Ираида Львовна дала распоряжение «разобраться и доложить». Разбираться откомандировали Верочку. Верочка знала только, что живёт бабка в соседнем доме. А дом тот был двенадцатиэтажным и с шестью подъездами! Как тут разбираться?!
У первого подъезда на скамейке сидели нахохлившись, как старые вороны три старухи.
– Фелицату вам? В третьем подъезде она, – ответила одна из старух, едва Верочка начала расспрашивать, – только померла она намедни.
Одиноких людей хоронит государство. Но Ираида Львовна распорядилась, что хоронить бабку будет Гастроном. Хоронили её на Смоленском кладбище. Недалеко от часовни Ксении Блаженной. У Фелицаты было какое-то особое разрешение на подзахоронение после кремации в могилу к родным.
Для поминок Гастроном расстарался. Стол ломился от деликатесов, но никто к ним не притронулся. Не пилось и не елось. Отец Никодим, такой же древний, как и покинувшая этот мир Фелицата, рассказал её немудреную историю.
Фелицата Аркадьевна Черемисина родилась в 1895 году в Петербурге. Все 93 года она и прожила в этом городе, упрямо называя его старым именем. Её родители имели большую квартиру из двенадцати комнат на Васильевском острове. Отца расстреляли в восемнадцатом году, братья погибли на фронтах гражданской войны. Фелицате с сестрой и матерью разрешили жить в узкой пятнадцатиметровой комнатке для прислуги. Остальные комнаты заняли «товарищи». Мать и сестра вскоре скончались от тифа, а Фелицата осталась. Семьи не завела, детей не родила. Как-то устроилась учительницей в музыкальную школу. В ней и проработала до семидесяти лет. В блокаду едва не умерла от голода. Но чудом попала в эвакуацию вместе со школой. Так бы и прожила она всю жизнь на своём любимом Васильевском острове в родной квартире, если бы не соседи. Очень им хотелось жить в отдельных квартирах. Уговорили, умолили. Разъехалась коммуналка по всему городу. И оказалась Фелицата после василеостровских линий в однушке в Весёлом поселке.
– Прожила она здесь меньше года…
– Да… – который раз пытался заговорить Миша-мясник. И снова замолкал.
– Эпоха! – Поддакивал грузчик Валентин.
– И никакая она не сука, – размазывала по лицу польскую тушь Маша.
– Ага, – соглашалась Тоня, поглаживая Машу по кримпленовым плечам.
– Это мы по себе судим!
– Скоты мы, и жизнь ведем поганую! – припечатала Верочка. – Всю жизнь куебздимся-куебздимся, света белого не видим. А бывают люди… такие… такие! Вот как наша Фелицата, – и некрасиво заплакала.
– Как нам всем повезло, что она ходила в наш магазин, – вытащила из рукава кружевной платочек и приложила к глазам Ираида Львовна.
Все вновь замолчали, как никогда понимая, ненужность слов. Эта Сука в ботах, вековая ветошь, разбудила в них то, чего они и сами за собой не знали. То самое светлое, что есть в каждом. Никто не видел, а Фелицата разглядела. В маленьком старом теле оказалась такая мощная сила духа и бездна достоинства, что их души тут же откликнулись. И потянулись к ней. Им всем хотелось стать лучше и чище. Чтобы быть к Фелицате поближе. Пусть не на одной ступеньке, но хотя бы на одном крылечке…
Ночной звонок
Лада с трудом нашарила в темноте телефон. Половина третьего! В голове прозвучало голосом любимого артиста «Я очень не люблю ночных звонков…»
– Лада Романовна, это Гриша…
– Какой Гриша? – не поняла Лада, стараясь закрыться от всеобъемлющего страха, наползающего на неё стотонным танком.
– Друг Антона.
– Господи, Гриша, прости, я не узнала тебя. Что случилось?
Гриша молчал. А Лада чувствовала, как танк её полностью подмял. И такая знакомая и ненавистная чёрная волна потащила её за собой.
Замелькали картинки: улица, дорога, машина, скорость, большая скорость, удар… боль. Страшная боль… Темнота…
– Когда? – выдохнула Лада, едва раздвигая губы.
– Два часа назад, – Лада поняла, что Гришка плачет. – Он разогнался и…
– Не надо, – остановила его Лада, – я знаю. Куда приехать?
Лада смотрела на груду искореженного красного металла. Тело Антона уже увезли. Странно, что она так подумала про сына: тело. Гриша стоял чуть поодаль, постоянно дёргая головой. Вытирал лицо о воротник куртки. Лада пошла к машине. Вернее, к тому, что ещё несколько часов назад было яркой дорогой игрушкой.
– Не надо, Лада Романовна, – Гриша рванулся к ней. – Не надо вам туда. Там…
– Кровь? – Лада посмотрела Грише в глаза. – Я знаю, Гришенька. Это кровь моего сына.
Лада опустилась на колени рядом с большими темными пятнами на асфальте. В тусклом освещении была непонятна природа их происхождения. Но Лада знала – это кровь её мальчика. Красивого, умного, безмерно любимого. Единственного.
– Почему кровь здесь? – растерянно спросила Лада, соизмеряя расстояние от пятен до искореженного железа. Ей казалось, что выяснить это очень важно.
– Он еще жив был… – Гришка уже не стеснялся Лады. Судороги рассекали его лицо словно молнии грозовое небо. Он тяжело сглатывал рвущиеся рыдания. – Пока «Скорую» ждали, тут лежал… Натекло…
Гриша отвернулся.
– А ты как узнал? – Лада говорила, чтобы не молчать. Она была уверена, что как только замолчит, сойдет с ума. Надо говорить. Все равно что.
– Мой номер в его телефоне был последним. Он звонил мне за полчаса, – в горле у Гриши забулькало.
Лада провела рукой по тёмному пятну на асфальте, поднесла руки к лицу. Кровь её мальчика. Этого не может быть! Это просто дурной сон! Нет, нет! Это не может быть правдой. Чёрная волна вновь начала свою атаку на Ладино сознание: коридоры, коридоры, тусклое освещение, столы, на столах люди. Стоп! Каталка, на ней Антон. Лицо разбито до неузнаваемости. Но Лада знает: это он! Его любимая куртка из тонкой лайки цвета шоколада. Песочные мокасины. Она сама недавно привезла их ему из Италии. С его сорок пятым размером непросто найти хорошую обувь! К каталке подошёл человек, начал проверять у Антона карманы. Всё, что нашел, сунул в карман своего халата. Пошел к выходу, но вернулся, снял с вывернутой руки Антона часы.
Лада очнулась. Значит всё правда! Антошки больше нет. Грудь стиснуло. Невозможно сглотнуть, вдохнуть, что-то сказать. Лада судорожно вцепилась в горло, захрипела. Гриша в одно мгновение оказался рядом. Он тряс её за плечи, что-то кричал. Подбежали люди, влили ей в рот жидкость из плоской фляжки. Горло опалило. Вместе с огненным клинком в тело со свистом влетел воздух.
– Пойдемте, Лада Романовна, – Гриша поднимал её с асфальта, – не надо вам здесь.
Бедный мальчик, он так пытался её защитить от горя. Лада уже пошла от искореженной машины и кровавых пятен, как боковое зрение зацепилось за какой-то предмет. Она отстранилась от Гриши, наклонилась. Кольцо. Антошкино кольцо, подаренное ему бабушкой, Ладиной мамой. Антон носил его на кожаном шнурке на шее. Лада стерла кровь с кольца о свое белое пальто. «Спаси и сохрани» – просила надпись по окружности. Не спас… Не сохранил…
Наконец-то Лада заплакала. Нет, завыла. Сначала тихо, потом все громче и громче. Вместе с вылетающим из горла страшным криком рвалась из тела её душа. Рвалась и умирала. Лада настолько была страшна в своем горе и отчаянии, что Гриша не осмелился к ней подойти. И никто не осмелился.
Смертельный рык раненой волчицы повис над городом на одной ноте. У всех, кто слышал этот вой, вставала дыбом кожа. В этом вое умирала в корчах Ладина душа. Когда, наконец, вой весь вышел и наступила тишина, Лада почувствовала на месте души бездонную пропасть, наполненную болью. И никаким другим чувствам места там больше не было. Лада поднялась с колен и подошла к оцепеневшему Грише.
– Пойдем, Гришенька, – Лада коснулась его руки и кивнула в сторону припаркованной вблизи Тойоты. Гриша посмотрел на Ладу и отшатнулся: перед ним стояла совершенно седая старуха. Вместо всегда смеющихся зеленых глаз на лице старухи чернели две глубокие ямы. Из ям на Гришу строго и требовательно смотрела сама смерть…
Игры в прятки
Вот бывает, что не ждешь хорошего, а оно – ррраз – и случается! Накануне 8 Марта свекровь взяла к себе наших детей, чтобы мы с мужем «куда-нибудь сходили». Ага, вот прям разбежались! Я уже прикидывала, как приду домой с работы, поваляюсь в ванне, надену любимую уютную пижаму и завалюсь с книжкой под одеяло. А утром буду спать-спать-спать-спать. И никто не будет канючить: «Ну, мааам, мы есть хотииим!».
И надо же было мне взять в руки этот журнал, оставленный кем-то в учительской на столе! Там было написано, как важно устраивать мужьям сюрпризы и праздники. Я мысленно оплакала планы на отдых и запланировала романтический ужин. Весь такой при свечах, с вином и вкусностями. Романтик-романтик, любовь-морковь! Ну потом кино на диване в обнимку, эротические игры и долгий утренний сон.
Когда я уже наметала на стол красоты и вкусноты, нарисовала неотразимость на лице, нарядилась, как на выход в Мариинский театр, и приготовила кружевную ночнушку, позвонил муж. Радостным голосом сообщил, что у них там сегодня в штабе «поздравление тёток» по случаю предстоящего праздника, поэтому он задержится на пару часиков.
О моих планах на романтик муж не знал. Это ж из серии – сююююрпрааааайз! Ох, как я обиделась! Ну как же так, я тут уже всего напланировала. Все так красиво придумала и организовала, салат его любимый построгала, а он…, а он…! Даже слова не подбирались, чтобы назвать его поступок. Я накручивала свою обиду, как нитку на клубок, совершенно забыв, что муж не был в курсе моих вечерних планов.
Он сейчас будет всяким тёткам комплименты говорить, цветы дарить, улыбаться! Потом они выпьют там все, начнутся танцы-шманцы! А ты, бедная и несчастная жена, сиди дома одна. Блестящая, как пряжка на парадном ремне, вся такая душистая, как дембель пред увольнением. И нарядная, как жена командира полка во время инспекции магазина. И никому не нужен твой ужин при свечах в комплекте с эротическим бельем! И никто тебя не ценит и не любит!
Я пострадала для порядка с полчасика и призадумалась. Вот ты значит как?! Чужие тетки тебе важнее и дороже единственной жены? Ну ладно, посмотрим, чья возьмет! Я, знаешь, тоже не… пуговица от кальсон! И поклонники у меня есть. Вот все папаши моих учеников мне комплименты говорят. А некоторые даже к ручке прикладываются!
Я быстренько ликвидировала праздничный стол, рассовав парадные закуски по углам холодильника. На передний план выставила кастрюлю с борщом и макароны по-флотски. Ибо вот! Думаешь, тебя тут кто-то ждал? Да кому ты нужен, иди к своим крысам штабным!
Смыла красоту, переоделась в домашний костюм. Так, что дальше? Скандал – это пошло и банально. Думай, Гала, думай! Мстить надо красиво и изящно. Я решила к приходу мужа спрятаться в шкафу. Убрала пальто (благо тогда оно было одно!), спрятала в детской комнате сапоги. Пусть этот гад придет и увидит, что жёнушка его совсем не киснет в тоске-печали. Её вообще дома нет! Она проводит время весело и интересно. Уйти из дома я не могла, потому как я должна была собственными глазами увидеть его страдания и испытать триумф от собственной значимости.
Я уже рисовала сладостные картинки, как муж сначала удивится, потом расстроится, потом забеспокоится, потом испугается и рванет в ночь с прытью новобранца перед старшиной на поиски любимой жены. Сидеть в шкафу я планировала до торжества справедливости и полного удовлетворения местью. Хоть до утра!
Едва в двери заскрежетал ключ, я юркнула в шкаф на подготовленное место. Муж пошуршал в коридоре одеждой, зашел в комнату, включил свет и удивился не очень трезвым голосом:
– О, Галки нет! Куда это она ушла?!
Все идет по плану! Он удивился. Сейчас начнет волноваться. Я ликовала, наблюдая за мужем в предусмотрительно оставленную щелочку. Он снял форму, натянул джинсы и тельняшку и ушел на кухню. По количеству хлопков холодильника стало понятно, что все мои нычки он успешно обнаружил и теперь его желудок испытывал кулинарный экстаз! И совсем не от борща!
Сидеть в шкафу было неудобно, тесно и душно. Спину заломило, ноги затекли. Я повозилась, пока мужа нет, устраиваясь поудобнее. Ничего-ничего, сейчас ты забеспокоишься! Прошло полчаса, может, чуть побольше. Беспокойства никто не выказывал. Я хотела в туалет, пить и даже есть! Я ж от злости даже не попробовала свои шедевры! Мстительница! Сижу тут теперь как идиотка, а он там лопает от пуза!
Наконец муж появился в комнате, сыто мурлыкая какой-то веселый мотивчик. Я уже думала не о мести, а как бы мне дойти до туалета. Уснул бы что ли поскорей! Можно будет вылезти из своей засады. Но не тут-то было! Муж расстелил диван и включил телевизор. Еще минут сорок он смотрел какой-то фильм. Потом начал слегка похрапывать. Вскоре храп стал вполне устойчивым. Я вывалилась из шкафа и, чтобы не спалиться, поползла из комнаты, по пути выключив телевизор. Хотя какое – спалиться! Муж спал сном праведника, выполнившего на сегодня все важные дела.
Я открыла холодильник, достала миску салата, отметив удивительную прожорливость мужа после корпоратива. Доела салат, налила себе большую кружку чаю и отрезала внушительный кусок собственноручно испеченного торта.
Чувствовала я себя странно. Изо всех сил я пыталась сгенерировать в себе обиду, но из глубины рвался смех. Я посмотрела на себя в зеркало и от души захохотала: сидит такая курица, лопающая на ночь торт с кремом из масла и сгущенки. Только кружевных труселей для убойной красоты не хватает!
Утром муж встал раньше меня. Когда я выползла на кухню после вчерашних нервов, меня ждал большой букет тюльпанов, коробка литовских конфет с ликером и духи! Французские! Настоящие! Где взял-то?! Я моментально запамятовала вечеринку с чужими тетками и кинулась к мужу обниматься-целоваться.
Мы выпили вчерашнего вина, потом кофе с остатками вчерашнего торта, и муж вдруг спросил:
– Да, а где тебя вчера носило? Я уснул, ждал-ждал, не дождался.
Пока я судорожно придумывала достойный ответ (не рассказывать же про шкаф!), муж сам ответил:
– Что, со школьными подружками шампусиком баловались? Правильно, пользуйся моментом, пока наша банда в отъезде!
Больше мы эту тему не обсуждали.
А я для себя сделала вывод: другой человек может думать и действовать совсем не так, как я. И если я прячусь, то это не означает, что меня будут искать!
Светлана Савилова
Гражданин страх
Гражданином в пальто цвета черной ваксы шёл по улице Страх. Заглядывал в окна к жителям, спрятавшимся за трехслойными стеклопакетами. Смотрел на них, изучал.
И стал задувать свечи мечтаний и надежд. Вот девочка хочет стать актрисой, играть в «Чайке» на сцене Большого. Зашел Страх погостить к ней. Испугалась девочка: не получится поступить у неё в училище – много же таких, как она. Так с испугом живет.
Ушёл страх довольным. Путешествие можно продолжать. А вот и молодые супруги – заглянет и к ним на огонёк. Скромная квартирка, диван и тумба с телевизором. Мечтают о ребенке. Давно. Незваный гость и тут решил след в мыслях оставить: как им вырастить дитё, молодые же ещё. И не поместится кроватка даже в комнатушке. Оставят мечту до следующего года. Потом до трёхкомнатной квартиры. А потом уже и не надо будет.
Иногда Страх брал в попутчики Уныние. Когда нет сил сопротивляться испугу, тогда оно подселялось к людям. Как у той женщины, что побоялась уйти от мужа-деспота: не нужна она никому, никто не будет кормить её ребенка. Или как к девушке, что побоялась пойти наперекор матери-тирану: не получится сбежать из этого пристанционного городка, до конца жизни останется она здесь, среди проезжающих в другую жизнь поездов.
Долго бродил Страх. Но в одну ночь столкнулся с мальчиком на улице. И хотел уже и к нему поселиться. Как посмотрел паренёк в глаза Страху и сказал: а почему ты один на улице, темно же. Увидел мальчик, что Страх не так уж и огромен. Просто ему одному тяжело и скучно. И подумал мальчик: и зачем мне с ним идти?! Как только подумал, так тут же встала за его плечами Уверенность. Да такая, что Страх подступить к нему уже не смог. Ушёл в черном пальто другой дорогой.
Стол
«Что, довые*…сь», – словами портового грузчика разговаривала она с собой. Прокуренный, с хрипотцой, голос продолжал: «Сиди, реви, как с…, теперь. Собирай одна этот грёбаный стол».
Вспомнила прошлые выходные, совместный поход в мебельный. Принцесса, сотканная из шелковых ленточек, прошептала ванильно-карамельным голосом: «Милый, какой столик. Представь, как мы будем пить чай за ним и смотреть фильмы Марвел. Ты же их так любишь».
На столик уговорила быстро. А потом. Вот захотелось ей поставить чудо интерьерного рынка прямо в эту пятницу. Ни днем раньше, ни днем позже. Да, она слушала, как он говорил про заказ, таможню и налоговую. И как ему хотелось наорать на все официальные службы.
Принцессе бы продолжить лить медовым нектаром ему сладостные речи. Но тут повелительное наклонение вступило в бой. Торопилась со своим столиком. Ну подождала бы день. Он молча сжал руки. В кулаки. Выдохнул. Лег на кровать. Даже не развернулся к ней.
А с утра – тишина. Ушел рано, не слышно, она даже не проснулась.
Соберёт, конечно, соберёт она этот конструктор дизайнеров. Куда только тут прикручивать ножки? И где инструкция по сборке?
Звонок телефона, его мелодия. Вытирает слезы, берет трубку: «Милая. Нам забыли положить инструкцию. Через часок буду. Ненормальная ты моя».
Грузчик ушёл собирать якоря в порту. Принцесса из шелковых ленточек поднялась на борт.
Евгения Колесник
Про людей
– Я – процесс! – сказал бомж Стася бомжу Васе и аккуратно выложил просроченные пачки с сосисками из мусорного бака. Рядом стопочкой сложил пустые коробки и прочее несъедобное – перфекционист.
– Ты, Стася, ловелас. Пожиратель, так сказать, сердец и покоритель женщин из «Пятёрочки». Кормитель мой, – прохрипел Вася. Он был безгранично рад большому сердцу Тамарочки из магазина, которая манерно выкидывала просроченные продукты в мусорный бак. То ли от любви, то от жалости. А может, она вообще ни о чём не думала. Просто выкидывала и все.
– Приказали долго жить, – приговаривала она, и чей-то ужин из сосисок летел вниз, – и эти не заставили себя ждать, – хлоп-хлоп синими тенями и длинными накладными ресницами. Некоторые женщины от рождения красятся безумно и носят тапочки на шерстяные носки.
– А ты, Вася, результаааат, – Стася достал консервированную рыбу и подумал, что это к празднику. – Тебе, Вася, надо учиться наслаждаться жизнью. А то будешь как эти все… на драндулетах. Бабки, бабки, бабки, бабки… Вот я нашел рваный свитер – хорошо. И от поиска, и от свитера. Все мне в кайф, Василий!
Стася – доктор кафедры философской антропологии. В прошлом. Что-то он там однажды прочитал и после этого домой не вернулся. Что прочитал – не сказал никому, но бомжи из окрестностей его сразу приняли и любили с ним раздавить чекушку. После чекушки Стася добрел и делал своими разговорами всем хорошо, ставил цели, и жизнь обретала смысл.
– Вот ты, Вася, когда ботинки приобретешь теплые? Скоро зима, холодно. В чем будешь жить? – Стася крутил в руках резиновые сланцы и думал, хранить их или здесь оставить. Решил, что не нужны они ему сейчас – нечего гардероб раздувать, и аккуратно положил на крышку закрытого соседнего бака. Рядом с баками хотел припарковаться Федор Тимофеевич, вернувшийся с работы. Посмотрел на баки на колесиках, на бомжей, оценил силу ветра. Почесал висок и умчал на соседнюю улицу.
– Вот выкинут – и приобрету, – ответил Вася, вдохнул через рот и выдохнул через нос. Что означало недоброе. Еще пару раз выдохнет – и чекушку к ночи не жди.
– Не по смарту, дружище! – глумился Стася, на что был послан в барбершоп. Бомжи бомжами, а культуру не пропьешь и на улице не проспишь. Никакой нецензурщины, особенно при дамах.
Тамара в это время курила тонкую сигарету и хлопала длинными ресницами. Она смотрела на бомжей, на мимо проезжающие машины и думала о том, как устроен этот мир. Дома её ждал муж и сын Петька, которому тоже нужны зимние ботинки. «Фирмовые», потому что дети в школе любят хвастаться.
– Черт с тобой, куплю я тебе твои… Тимберленды, или как там это убожество называется, – сказала Тамара, разглядывая звезды в луже под ногами. Затушила бычок о стену магазина и пошла сдавать кассу.
Про малину
– Я читаю твои мысли, – сказала Рыжая и запила из бокала. Глаза зеленые, не ведьма.
– Тогда тебе должно быть страшно. Я же думаю там всякое… про твое платье-и-запястья-и-щиколотки, – сказал Сильный и налил себе чая с чабрецом.
– Даже читать не надо, и так все расскажешь…
Рыжая всегда любила сильных, и чтобы агрессия была. Здоровая, мужская, чтобы «Я первый» и никак иначе. А она такая маленькая, острые коленки и пальчики аристократа. Просто рядом, и ничего не страшно. Даже мысли читать.
– Вы сегодня пили, – сказала она официанту. Тот смутился, глаза большие, брови вверх.
– Ну да, я тут в четыре часа дня был на курсах. Я вот хожу на курсы сомелье, и мне это так нравится. И вот я туда хожу и…
– Губы у вас синие, знаете?
– Ах, да. Шесть сортов сегодня пробовали и …знаете, как будет вкуснее это есть?
Официант взял бутылку у панорамного окна, за которым развернулась типичная набережная типичного Питера. Панорамы Питера почти мейнстрим, почти «лифтолук» в инстаграмме какой-нибудь современной девчонки. Но все равно невероятно медитативно.
– Мы все так это едим, – в бутылке пошевелились усы креветки. Рыжая удивилась, когда поняла, что это оливковое масло с перчиком. – Пара капель остренького и вот этого вот, – бальзамический уксус появился на плоской белой тарелке. Вместе с маслом все растеклось как кофейная гуща. Или дорогая картина.
– Макайте туда, так интереснее, – официант явно испытал подъем и симпатию. Рыжая тоже осталась довольна.
Сильный наблюдал за ее косточками на руках. У женщин такие изящные кисти, особенно он любил маникюр с красными оттенками. Пальчик, пальчик, и такая манящая малина на каждом пальчике сверху. Он испытывал желание укусить каждый пальчик, как настоящий охотник за ягодами. И греть эти графичные очертания, даже если им не холодно. Просто потому что может.
Рыжая сокровенного прочесть не могла, хотя ей бы понравилось.
В воздухе почти физически ощутимо застыло желание и взаимность.
Про любовь
– Жутко громко и запредельно близко.
– Это как? – спросила девушка на ломаном русском.
– Это так, – ответил парень в адиках, – ощущай.
Парень смотрел кино Вырыпаева. И видел обложку книжки Фоера. От таких культурных посылов парень был потрясен как белые хлопья в снежном шаре.
Слоган: «Скоро в каждом офисе страны».
Близился Новый год.
– Я совсем не понимать, – девушка почувствовала снежинку на реснице, но не волновалась. Только еще шире открывала глаза, пытаясь понять чужой язык. Снежинка растаяла, и белое оставило черный след. «Как странно», – подумал парень и стал пританцовывать танец замерзшего человека.
Парня звали Валя. Он с детства не любил свое имя, потому что дразнили и нужно было давать сдачи. Как-то раз он смотрел передачу, что-то вроде «Вокруг света». Мужик из телевизора сказал:
– В этих племенах до сих пор считают, что имя обладает силой. И если враг знает твое имя – он может забрать твою силу. Поэтому местные аборигены придумывают себе имена, а данное при рождении скрывают.
Мужик еще много чего рассказывал, но Вале было до лампочки. Он думал, что охренеть как много людей знают его имя, ввиду чего и сила растрачена. Поэтому надо вести себя, как крутой, иначе пацаны догадаются и тогда адьёсы-папиросы. На самом деле имя сделало его сильным, обрекая на необходимость самообороны. Валя это поймет, но много позже.
– Пуля, – сказал парень, – меня зовут Пуля.
– Пачему Пуля? – спросила девушка. – Пуля – это стрелять, ты стрелять?
– Ага, сижки, – поржал он в ответ.
Девушка подумала, что мужчины в этой местности волнительно странные. Гротескно смеются и страстно бьют друг другу морды, так страстно могут только великолепные любовники, не видевшие друг друга много лет. Был еще какой-то стереотип про ушанки и медведей, но это совсем скучно по сравнению с местной дискотекой. Сначала была воробьиная дискотека, с семи до десяти вечера.
– Варабьинная, – отуманенная какой-то настойкой из бутылки без этикетки, повторяла она в гугл-переводчик.
– Смотри, как подругу штырит, – говорили все, кто видел ее.
– Штырьит, – говорила подруга переводчику, хотела стать своей.
Потом начиналась дискотека для взрослых. Хотя большой разницы между девушками с воробьиной дискотеки и другими взрослыми не было. Иностранка как-то читала статью про зависимость длины юбки женщины от экономического состояния страны.
«Какая дивная у них экономика», – думала она, разглядывая мини, – «какой у них волшебный президент!»
– Ну что, ощущаешь? – спросил ее Пуля снова, – ощущаешь, как я к тебе запредельно близко?
Он по-птичьи кивал головой на каждом произнесенном слоге.
– Вы наверно очень любить свою страну и свой президент, – сказала девушка четко, на лад Маяковского.
– Любить, еще как любить, и не только свою страну между прочим, – хохотал Пуля. – Жутко громко здесь, родная! Пойдем, я покажу тебе весь мир!
– Правда вьесь?
– Ну может что-то мы и не увидим, но свой мотоцикл тебе точно покажу!
Алина Литуева
Книжная жизнь
Она открывает балконную дверь, и я теряю дар речи. То, о чем я читала в книгах и видела в инстаграмах. Замираю на пороге и не решаюсь войти.
Сара наблюдает за моей реакцией снисходительно и в то же время понимающе. У них с Андреа не было бы этой квартиры, если бы у её тетки были дети.
– Что еще нужно?
– Как в кино. Так вот откуда ты шлешь мне эти бездонные закаты!
– И рассветы тоже. Мы любим завтракать на балконе.
Дом, расположенный на первой линии туристического городка, позволяет видеть горизонт. Ничто не разделяет тебя с морской бесконечностью.
Я хочу здесь жить.
– А кем работала твоя тетка?
– Няней в детском саду.
– Всю жизнь? Вот так ходила на работу в детский сад каждый день?
– Да, сорок лет подряд.
Сорок лет в детском саду. Да нет же! Сорок лет у моря. У самых его стоп.
– И зимой? – задаю откровенно глупый вопрос.
– Конечно. Она здесь родилась, выросла и умерла.
Это получается, что тетка Сары не приезжала вахтой разливать cappuccio, выдавать ключи с номерками, протирать шезлонги. Просто родилась и умерла в окружении гигантских фикусов и рододендронов.
– А зимой здесь погодка не очень. Ветрено, влажно…
Сара принялась рассказывать о недостатках местного климата, но я уже ничего не слышала. Я представляла ее тётку, собирающуюся на работу свежим декабрьским утром. Я хотела проникнуть в её рутинную вдали от пляжных забав жизнь.
Нет, ну если бы я была этой тёткой, я бы точно не работала няней! Здесь же надо быть художником. Непременно! Нужно просыпаться каждое утро и тратить il tempo prezioso на что-то великое – рисовать ветреный и влажный лигурийский рассвет.
В голове не укладывалось, что можно быть не выдающимся человеком и жить недосягаемой, почти книжной жизнью у моря.
Палатка
Я не спала всю ночь. Эта палатка была тесной для нас двоих, а с ребенком – вообще не развернуться. Замученная бессонницей и болью в мышцах, я мысленно разглядывала звезды через тканевый потолок нашего «дома на природе», как, наконец, услышала первые шевеления снаружи.
Слава богу, значит уже пять – йоги просыпаются на медитацию. Делать нечего, сон мне сегодня не светит, я тихо приготовила набор для душа и побрела.
«Ах вот когда нужно просыпаться, чтобы не стоять в очереди в душевую кабину», – подумала я. Никого не было. Спустя минут двадцать подошли две индианки. Я похвалила себя за то, что встала раньше них. Обычно индийцы более дисциплинированы в том, что касается утреннего подъема.
– Do you have some toothpaste?
– Sure. Take it.[1 - – У вас есть зубная паста? – Конечно, берите.]
Ага, вы еще и пасту забыли. 2:0.
Я привела себя в порядок, набрала в бутылку немного воды и пошла в ангар.
Лагерь еще не проснулся. Так что я заняла место недалеко от портрета Гуру.
Утренняя медитация совсем другая. Более ясная и глубокая. Кажется, что не ты в неё входишь, а она в тебя. Обволакивает и растворяет. Я смотрю на бинди Шри Матаджи, стараясь удержать внимание.
Прохладная тишина продолжает входить в мое тело, и я больше не чувствую неудобство сидения по-турецки. Позу лотоса я так и не освоила.
Медитируют йоги бесшумно: сидят неподвижно, ладони открыты, ум чист.
Индийцы, китайцы, лица европейской наружности. Белокурый папа с двумя такими же альбиносами-детьми. Ого, даже не орут. Сколько они уже здесь сидят? Кто пришел самым первым? У кого действительно получается медитировать? И все ли проснулись по собственному желанию или есть кто-то, как я, от безысходности?
Чувствую себя самозванкой. Если б палатка была побольше, меня бы только к завтраку обнаружили. И то, к его окончанию. Не зря муж называет меня sfaticata – дословно «лентяйка», но я предпочитаю переводить как «человек, который не любит расходовать энергию напрасно».
Я позволяю всем этим мыслям жужжать в сознании назойливой мухой, но не делаю из нее слона, ведь я пришла за тишиной.
Тишину описывать трудно, тем более, когда она случается с тобой нечасто. В целом это похоже на то, будто из головы вынули центнер шуршащего пластика. Прояснилось. И вот тебе уже все равно, успеешь ли взять порцию тушёной картошки или придёшь к шапочному разбору риса басмати.
В общей сложности я с удовольствием пробыла в компании махайогов около часа. Дома я, конечно, столько не медитирую. Десять минут – рекорд новоиспеченной, не очень организованной мамаши.
Раз уж я проснулась так рано, надо воспользоваться случаем. Мои все равно еще спят. Я пошла к реке.
На удивление вода не была ледяной. По обе стороны речушки уже сидело несколько йогов, опустив стопы в воду и не громко распевая мантры.
Петь мантры по утрам – не мое. Я хочу слышать голос тишины, ведь у нее за день будет возможность меня наслушаться.
И вот я, напоенная безмолвием и умиротворением, всматриваюсь в игру облаков, меняющих силуэт, и радуюсь, что мы сюда приехали. Благодарю Бога, что за пару часов до поезда нам удалось прекратить ненужные пререкания, взять в руки себя, ребёнка и тесную палатку, которая сегодня подарила мне редкий опыт погружения, от которого в суете повседневности я давно отвыкла.
Космическая дыра
Пока я вглядывалась в её крохотное совершенное тельце, муж принес свидетельство о рождении.
– Tieni. I suoi documenti.
«Значит, она настоящая», – пронеслось в голове. Документы имеют силу ставить твои ноги на землю, а тебя на ноги.
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/natalya-mayorova-12391040/o-chem-rech-malenkie-realnye-istorii-sbornik-novell/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
– У вас есть зубная паста? – Конечно, берите.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения